Фрустра́ция (лат. frustratio — «обман», «неудача», «тщетное ожидание», «расстройство замыслов») — психическое состояние, возникающее в ситуации реальной или предполагаемой невозможности удовлетворения тех или иных потребностей, или, проще говоря, в ситуации несоответствия желаний имеющимся возможностям.
(статья в википедии)

У нас сегодня весьма радужная тема, друзья, мы будем обсуждать выбор Станиславом Саламовичем Черчесовым состава сборной России по футболу для грядущего чемпионата мира по футболу и собственно шансы этой сборной.

Ладно, шучу. После возвращения неделю назад у нас что-то все разболелись (включая главного героя), поэтому, думаю, уместно нашему изданию будет сегодня повещать немного о детских переживаниях.

С одной стороны, Леша очень легко ввергается во фрустрацию. Нормально-нормально-нормально, и оп: уже вот выпятил губку и глаза все ближе к мокрому месту.

Вот, например, однажды Леша натер себе мозоль неудачным ботинком; вид мозоли его так напугал, что он потом неделю ходил в носочках и боялся их снимать, даже купался в них. Ну и при каждом упоминании похныкивал. Это можно понять, но бедняга потом боялся даже посмотреть на место, где была мозоль, еще несколько месяцев, и всякая попытка оставить его без носков могла привести к нестабильности.

Может мультик смотреть и в непонятном месте распереживаться. Ему не нравится, например, когда что-нибудь в кадре выходит из строя или разламывается на части — машина там какая-нибудь. Не любит, когда ладошки пачкаются. До недавних пор расстраивался, если чаю себе на штаны выльет. Сейчас, правда, спокойно воспринимает такие ситуации; наверно, потому что довольно хорошо уже навострился обращаться со стаканом; может себе позволить и плескануть на штаны.

С другой стороны, Леша еще быстрее отходит. Вполне может хныкать-хныкать, и сразу чпок — уже хихикает. Если обижается, то очень ненадолго, обычно надолго обижаюсь я, потом отвратительно себя чувствую, когда Леша уже про все забыл, а я таскаюсь со своим осадочком.

Я пытаюсь что-нибудь придумать про себя в аналогичном возрасте, и ничего, конечно, не получается, потому что до почти четырех лет я практически ни черта не помню. Помню, вот, сидел на кухне, вечер, все вокруг оранжевое от яркого закатного солнца; я знал, что все вокруг люди, а потом узнал, что я тоже людя [sic], и был этим почему-то сильно удивлен. У меня же есть простой способ датировки воспоминаний: мы в три с половиной моих года переехали, так что все, что было на старой квартире — значит до этого возраста.

И в какой-то непонятный промежуток укладывается куча всякого: очень много культурных источников я встретил, очевидно, не будучи к тому готов. Откуда-то в моем детстве был фильм “Белый Бим Черное ухо”, причем, кажется, не один раз даже (боже, зачем?). Куча советских мультиков, которые, очевидно, были рассчитаны на более зрелого зрителя: “Каштанка”, “Аленький Цветочек”. Точно помню, что я вообще не понимал, что там происходит, но всех участвующих мне было жалко. “Золотая антилопа”, такое чувство, что там весь мультфильм все страдают, и когда под конец главный негодяй там стонет: “Довольно, довольно,” — это как-то через край. Кажется, практически все советские мультики пятидесятых с этой вот реалистичной рисовкой несут какой-то мрачный отпечаток времени.

И вывод-то сделать не получается.